Александр Варго - Не та дверь [сборник]

— Мама легла, а мы к ней зашли почти сразу. Нам спросить надо было, можно «Ледниковый период» посмотреть, ведь он длинный. — При этих словах девочки ее отец дернулся, и Виктор Степанович не преминул это заметить.

— Потом мы сидели и смотрели мультик, когда он кончился — еще поиграли, — сказала Люба. — После этого я попробовала заглянуть к маме. Вдруг она уже не спит? Но дверь оказалась заперта. Я подумала, это потому, что мы тогда про мультик спрашивали, и пошла играть с братом. Время шло, а мама все не выходила. Тогда нам с Женькой стало страшно. Я начала стучать, а мама не отвечала. Там вообще было очень тихо, в спальне. Я позвонила папе, а потом мы сидели и ждали, когда он приедет.

— Ваша дочь говорила про длинный мультфильм, — сказал Виктор Степанович, внимательно смотря на вдовца. — Вас это удивило?

— Не это, а то, что они зашли. Люба мне звонила и говорила, что дверь заперта. Но она уже все объяснила вам.

Виктор Степанович кивнул.

— Это ваше? — Он достал из кармана прозрачный пакет, на дне которого лежала отвертка.

Вася вздрогнул и ответил:

— Да, моя. Дверь открывал. Выронил, наверное, где-то.

— Давайте теперь послушаем вас, Василий Андреевич. Как прошел ваш день?

— На работе, — обронил тот. — Я был там с самого утра.

— Вы всю эту неделю работали?

— Нет. Только сегодня.

— Понятно. А почему решили выйти?

На этот раз Виктору Степановичу пришлось подождать ответа. Он напрягся. Неужели лед тронулся? Или хотя бы затрещал?

— Мы… нам тяжело вместе было. — Вася тщательно подбирал слова. — Мне надо было встряхнуться. Вот я и пошел.

— Ясно. Что было дальше?

Тот снова ответил не сразу:

— Работал. Я юрист, вы знаете. Проблем много накопилось за эти дни. Разгребал. А потом позвонила Люба, и я поехал домой.

— На чем ехали?

— На такси.

— Вызывали?

— Нет. Голосовал.

— Когда вышли с работы?

Вася вспомнил, как зазвонил телефон. Он взял его и увидел на экране время — 15.53.

Виктор Степанович заметил, как взгляд вдовца поплыл, стал отсутствующим. Потом Вася зажмурился, и его лицо исказилось.

— Около четырех часов дня, — ответил он, наконец-то справившись с собой.

Столь бурная реакция показалась Виктору Степановичу интересной. Конечно, это могло быть и просто следствием пережитого за день… и все же.

Следователь наказал себе как можно скорее наведаться на работу к этому типу и осведомился:

— Долго ехали?

Он тут же наткнулся на обжигающий взгляд.

— Целую вечность! — прошипел вдовец. — Или вы ждали другого ответа? Вы должны понимать, почему я так сказал!

Виктор Степанович кивнул:

— Понимаю. Я спрошу иначе. Когда вы приехали домой?

Вася задумался.

— Сложно сказать. Наверное, после половины пятого где-то. Точнее не скажу.

— Было четыре сорок две, — сказала дочка Василия Андреевича. — Я часто на часы смотрела.

— Значит, шестнадцать сорок две. Спасибо, Люба. А позвонили вы мне… — Виктор Степанович достал телефон, посмотрел. — Да, позже. Уже в семнадцать двадцать пять. Немало времени прошло. — Он почему-то был почти уверен в том, что Василий Андреевич необычно отреагирует на это, и не ошибся.

Взгляд вдовца метнулся к дочери. Та неловким, ломаным движением поднесла руку к рисунку, выбритому на темечке, но так и не коснулась его.

Девочка отдернула пальцы так, будто он мог ее обжечь, посмотрела на следователя и спросила:

— Вам нравится?

Виктор Степанович вежливо приподнял уголки губ и сказал:

— Веселая улыбка.

— Это моя. Потрогайте.

Он встретился с девочкой взглядом, и шутка о малолетней кокетке умерла в его душе, так толком и не оформившись. Следователь посмотрел на ее отца.

— Страшно? — совершенно спокойно спросил тот. — Понимаю.

Виктор Степанович от души выругался про себя, протянул правую руку и дотронулся до одного из «зубов» улыбки-рисунка. Холод пронзил подушечки пальцев, схватил ледяными клещами кисть, тонкими сверлами ввинтился в предплечье до самого локтя. Следователь уронил руку на колено и застыл, глядя на пальцы, скрюченные от холода.

— Эта улыбка появилась, когда я ненадолго прилег рядом с Аллой, — ровным голосом проговорил вдовец. — Люба закричала. Я очнулся. Прибежал сюда, а она…

Виктор Степанович очень захотел, чтобы этот тип немедленно, сию же секунду замолчал. А еще чтобы это дело передали кому-нибудь другому. Плевать он хотел на премию и на очередное звание, которое ему по идее должны были присвоить к концу года! Пусть расследуют без него. Справятся — честь им и хвала. Не выйдет у них, он не осудит.

На какой-то миг Виктор Степанович даже представил, как встает со стула, выходит в коридор, одевается и покидает эту квартиру и злосчастную семейку на веки вечные, без права на возврат. Но он, конечно, остался сидеть на месте.

— Давайте вернемся на землю, — сухо сказал он, изо всех сил удерживая внутри себя стремительно растущее раздражение. — Если вы будете рассказывать мне сказки, то это ничем хорошим не закончится. Так откуда взялась улыбка?

Отец и дети переглянулись и снова уставились на него.

— Папа все правильно рассказал, — заявила девочка.

— Это Баба-яга сделала. Я ее видел, — проговорил мальчик.

— Хватит! — Виктор Степанович вскочил на ноги. — Довольно! Еще кого сюда приплетете?

Кровь бросилась ему в голову. Лицо закололо крохотными иголками, щеки запылали. Мало ему Горыныча — ничуть не сказочного! — который что ни день обещает с него три шкуры содрать и все на стене в кабинете повесить. Ему хватает страха за собственную семью. Он вынужден жить в одном районе с маньяком и каждый день, уходя на работу, оставлять ее без своей защиты. Так еще и эти выпендриваются! Понавыдумывали, мать их так!

Следователь с трудом взял себя в руки и прошипел:

— Дело ваше. Хотите комедию ломать — воля ваша. Но следующее представление будете давать у меня в кабинете. Повесткой вызову, ясно? И попробуйте только не прийти. — Он обвел их взглядом. — Ну? Так откуда взялась эта чертова улыбка?

Отец с детьми никак не отреагировали на вопрос, сидели молча и смотрели на него. Виктор Степанович скрипнул зубами, выскочил в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Из спальни тут же выглянул опер. Он увидел следователя, замер, затем закрыл рот и аккуратно скрылся за дверью.

Виктор Степанович ощутил, как пересохло в горле, отправился в ванную, открыл холодную воду, наклонился и принялся пить. Утолив наконец жажду, он ополоснул лицо, сел на край ванны и задумался.

Раздражение в адрес этой сумасшедшей семейки никуда не делось, но теперь его, притушенное водой, по крайней мере можно было держать в узде. Следователь сцепил пальцы, тут же вздрогнул и крутанул кран горячей воды. Он сунул правую руку под струю, ничего не почувствовал, проверил воду указательным пальцем левой руки и отдернул его. Из крана лился сущий кипяток.

«Баба-яга, — подумал Виктор Степанович. — Ну, конечно, кто же еще. А Кощеюшка на стреме стоял».

Но прежней иронии, которую ему хотелось бы ощутить в себе по отношению к словам мальчишки, не было. На ум следователю пришли прошлые подвиги маньяка — вырезанное сердце и глаза, уши, отхваченные в туалете. Как маньяк туда вошел и вышел? Почему его никто не видел, даже жертва?

«Еще, конечно, сегодняшнее нападение. Что там этот сопляк молол про стрижку сестры, дело одно, а вот то, что с головой их матери сделали…

Может, их тут на самом деле двое было, а то и трое? — Он помотал головой. — Нет, чутье говорит мне обратное. Не такие это убийства, чтобы их толпой совершать. Тут явно псих-одиночка работал.

А если сатанисты какие-нибудь, — спросил себя Виктор Степанович? — Вроде тех, что в недостроенной ховринской больнице сидели одно время? Снова нет. Где следы ритуала? Нет их и не было. — Вода все лилась, а следователь по-прежнему ничего не чувствовал. — Собственно говоря, со следами у нас пока вообще очень туго. Ни криминалисты, ни судмедэксперты ничего не нашли.

Не удалось даже понять, чем орудовал маньяк. Раны оказались совершенно чистыми, инструмент не оставил внутри ни единой своей частички. А ведь он не только кожу с мясом резал, но и ребра раскроил. Уж там-то, в костях, неминуемо должно было что-то да застрять. Но нет, не случилось ничего такого. Словно все раны возникли сами по себе. По мановению волшебной палочки, блин.

Кстати, — продолжал размышлять следователь. — Как маньяк вообще проник на седьмой этаж, если дверь ему никто не открывал? Через соседский балкон? Возможно. Форточка-то была открыта, а много ли человеку надо, чтобы пролезть внутрь, при должной-то сноровке?

А как быть с этой долбаной стрижкой? Там-то балкона нет…»

Дверь в ванную распахнулась. Виктор Степанович вскинул голову и увидел вдовца, стоявшего на пороге.